После пары бокалов красного вина... да, я знаю, что пить вредно! Прости, Владыка, я не хотел, оно само написалось!

...Ветер трепал коротко остриженные русые волосы и ерошил серебристо-серые перья мал'ах, одиноко стоящего на выступе скалы. Он не боялся и не прятался, несмотря на приближающийся к нему отряд таких же пернатых созданий. Даже отсюда было видно, как переливаются ауры защитных заклинаний вокруг каждого в отряде. Он смотрел, и кривая презрительная усмешка кривила его губы. Столько усилий, столько магии – и все зря. Он не собирался драться с мальчишками, отправленными против него этими чистоплюями из Совета. Бой был бы слишком неравным. Пусть эти бестолковые юнцы, переисполненные гордости, считают себя избранными для почетной миссии, но он-то знал правду. Глупцы. Наивные глупцы. Сражаться с тем, кто был некогда первым военачальником Светлых земель, было вовсе не почетной обязанностью, возложенной на них Советом. Это было просто-напросто самоубийством чистой воды.
А те, кто послал их… трусы. Трусы и чистоплюи. Ни один из них не рискнул выйти и сразиться с ним, нет, они послали на смерть мальчишек. Сражаться с единственным в Светлых землях архимагом четырех школ. Точнее, уже трех.
Что ж, членам Совета не впервой обагрять руки кровью своих. Но не в этот раз. Он не собирался сейчас убивать. Да и драться тоже. Магия нужна была ему для другого.

Отрывок из дневника:
… Когда же случилось так, что самым главным в моей жизни стали глаза того, с кем я не обмолвился за всю жизнь даже словом? Самым главным. Единственным, что имеет значение. Я называю это наваждением. Люди зовут это любовью. Кто из нас прав? Увы, только Свет знает. Или Тьма, что вероятнее. Та самая Тьма, что наделяет своих детей даром пробуждать худшее даже в детях истинного Света. Хотя, худшее ли? Возможно, следует назвать это прозрением? Я не знаю, и не могу знать. Мне остается только догадываться.
Эти глаза преследовали меня с первой встречи на поле битвы. Даже странно, что в этой неразберихе могло случиться подобное.  Мы сразились с ним, но силы наши были равны. Мы оба отступили, но с того дня я, сперва из уязвленного самолюбия, а потом и по привычке, искал в каждом сражении среди других демонов только его. Единственного достойного противника. Единственного, чей взгляд пробуждал во мне настоящую ненависть. Ту, которая лишала меня самообладания.
Раз за разом, битва за битвой, встреча за встречей, мы сталкивались, сражались, и… искали других противников. Я не знаю, думал ли он обо мне  после таких встреч, но я думал о нем непрерывно. Желал ли я его смерти? Не знаю. Вряд ли. Просто в какой-то момент, видеть его стало для меня потребностью...

Отряд, остановился в некотором отдалении. Казалось, их смущала самоуверенность врага, стоящего в одиночестве, перед двумя сотнями бывших собратьев с таким видом, будто за его спиной была целая армия. Уловив эту нерешительность, он усмехнулся. Юнцы, очевидно, пытались понять для себя причину его самоуверенности. Понять, где ловушка. Им ведь и в голову не могло прийти, что ловушки не было. Зачем ему, кто потерял все, строить козни? Да еще против этих мальчишек, которым запудрили головы глупыми догмами. Свет против Тьмы… как глупо. Так же глупо, как Тьма против Света. Могут ли они существовать друг без друга? Могут ли демоны существовать без мал'ах? Могут ли те и другие не желать, не любить друг друга? Даже странно представить себе такое. Огонь и ветер, вместе превращающиеся в огненный шторм, вот что такое были две расы, которые не могли не убивать друг друга, но, если страсть овладевала ими, она была еще более пламенной, чем ненависть.
Он не знал, и не хотел узнать, кто еще после него попадется в эту ловушку. Он только надеялся, что она не станет для них смертельной. Хотя, бывает участь и хуже любой смерти. Кому, как не ему было знать об этом?

Отрывок из дневника:
Трудно сказать, когда я понял название этой одержимости, владевшей мной. Любовь. Можно ли полюбить того, с кем не перемолвился даже словом? Он был равен мне, и этого было довольно. Когда мы сходились на поле битвы, весь мир превращался в ничто. Я желал его смерти, и понимал, что если его не станет, мне будет незачем жить.
Когда наши народы, иссушенные войной, заключили недолгое перемирие, я понял, что жизнь потеряла для меня все краски. Я был героем войны… и я был никем. Слава, успех, богатство, власть, которую мне пророчили, - что все это значило в сравнении с тем, что я потерял возможность увидеть его?
Возможно, если бы он был просто безвестным демоном, или даже просто лордом, я мог бы привыкнуть к образовавшейся без него пустоте, но, увы… я слышал о нем постоянно. Собственно, он был тем, кто олицетворял для всех мал'ах Темную долину. Владыка Бездны… что ж, ему подходил этот титул. Он был врагом, недоступным и желанным. Что бы я ни дал, чтобы снова сойтись с ним в бою, чтобы одолеть его, уничтожить, вырвать из сердца эту одержимость… Что бы я ни дал, чтобы просто встретиться  с ним и сказать ему… что? Я не знал, что хочу сказать ему, но желание увидеть его толкнуло меня на то, о чем я ранее не мог и помыслить. На бунт. На измену тем, кого я почитал всегда больше, чем тех, кто дал мне жизнь. Совету Единого…

Видя, что он не собирается нападать, из стройных рядов отряды выдвинулся один. Судя по всему, командир. Судя по нашивкам – Господство. Всего лишь. Против Херувима. Полное нарушение субординации, конечно, но те, кто повыше чином, никогда в жизни не рискнут выйти один на один, против, того, кто некогда вел в бой армию Светлых земель.
Судя по всему, с ним желали вести переговоры. Что ж, это было бы даже разумно, если бы речь шла о ком-то другом. Зачем бросаться в атаку, когда, может быть, есть возможность договориться? Того, кто уговорит отвергнувшего Свет и отринувшего власть Совета Единого, сдаться на его милость, ждет награда и почести не меньшие, чем того, кто сможет победить его в бою. Шутка ли, заставить склониться того, кто отринул Свет, и ставшего Падшим?
Это было бы смешно, если бы ни было так печально. Но он не собирался разочаровывать самоуверенного собрата. Бывшего собрата. Пусть выговорится.
- Аль’Аризэль, вы обвиняетесь в измене Совету Единого, в мятеже и подстрекательстве армии к бунту. Я, от имени Совета Единого, предлагаю вам сдаться и гарантирую вам полную безопасность, до суда и справедливого решения военного трибунала Светлых земель.
Он едва не рассмеялся. Справедливого решения? Да знают ли эти, в чьих руках была вся власть, что такое справедливость?

Отрывок из дневника:
Я знал, что проиграю в этой безнадежной битве с самим собой. Знал, что единственной возможностью встретиться с ним на равных, было стать тем,  в чьих руках находится власть над Светлыми землями. И я попытался взять ее. То, чтобы принадлежало мне по праву. Разве не я был тем, кто вел в бой армию, разве не я сражался, не щадя себя, разве не я приносил победу детям Истинного Света? Я имел право быть Единым, но, как оказалось, так думаю только я…
Чем внимательнее я присматривался к тем, кто вершил судьбу народа мал'ах, тем больше ужасался. Как оказалось, их не интересовало ничего, кроме собственной власти. Я был для них орудием, символом их власти, их торжества. Не более того. Я не мог смириться с этим. Я желал показать им всем, что и я чего-то стою. Что могу повести тех, кто шел когда-то за мной на смертельную битву, против этих продажных мерзавцев, по какой-то странной иронии судьбы, считавшихся достойнейшими среди мал'ах.  Я смог, я сделал это. Но принес этим только смуту и смерть…

Аль’Аризэль, бывший генерал, бывший военачальник армии Светлых земель, бывший малах в чине Херувима, бывший герой, бывший сильнейший маг небесного воинства, ныне просто Падший, выслушав речь своего бывшего собрата, усмехнулся. Ничего оригинального и неожиданного он не услышал. Что еще мог сказать ему тот, кто фанатично верил в то, мал'ах, входящие в Совет Единого являются образцом чистоты, бескорыстия и справедливости? Когда-то он и сам верил в это. Но его вера не выдержала столкновения с действительностью. И, какая ирония судьбы, к истинному пониманию его подтолкнула любовь к демону… к тому, кто никогда не взглянул на него иначе, чем на врага.
- Я не сдамся. - Его голос звучал тихо и спокойно. Неестественно спокойно. – Я по-прежнему считаю, что Совет Единого исчерпал себя. Светлым землям нужен единый правитель. Я не признаю над собой власти Совета, и не желаю сдаваться на милость этих мерзавцев, цепляющихся за свою власть и не интересующихся ничем, кроме своей выгоды. – В рядах его врагов послышался негодующий ропот, и он усмехнулся. – Я добровольно избрал путь Тьмы, и не раскаиваюсь в своем выборе. Пусть Свет, породивший меня, и Тьма, принявшая мою последнюю клятву, судят меня сами, ни за кем более я не признаю этого права. И готов отстаивать свое решение с оружием в руках, если на то будет воля Создателя.

Отрывок из дневника:
Увы, жизнь показала мне всю бесплотность моих надежд. О, да, я повел в бой тех, кто шел за мной против армии Темных земель, но, их было слишком мало. Власть Совета была абсолютной, его авторитет был незыблем. И я проиграл. Какая ирония судьбы – я, выигравший десятки битв против демонов, проиграл тем, кто отправлял меня когда-то на эти битвы. Те, кто пошел за мной заплатили за это жизнью, а я предстал перед военным трибуналом, как мятежник. И выслушал приговор, который вынес мне один из тех, кто первым ступил на Мальсторм. Нет, «один из тех», звучит не так. Последний из них. Он один не пал на поле битвы, не был уничтожен одним из тех, кто желал занять его место. Последний.  Живая легенда. Тот, кто не пожелал присоединиться ко мне, и тот, кто вынес мне приговор. Мятежник. Изменник. Падший. Даже в оковах, в темнице я не был им, но, глядя в глаза тому, кто всего лишь парой слов отринул меня, оторвал от моего народа, я понял, что даже Свет, породивший меня, не является более моим прибежищем. И тогда…

Он, с усмешкой смотрел на возмущение и гнев, которыми встретили его слова все, без исключения, из тех, кто был послан захватить его. Что ж, он мог только надеяться, что все эти мальчишки умрут раньше, чем поймут, чего стоит девятка, присвоившая себе право быть  олицетворением силы и власти народа мал'ах в этом мире. Он не желал никому из этих мальчишек понять весь ужас того, кому на самом деле они служат, почитая их как высший закон. Понять то, что понял сам. Понял и принял вместе со своей безумной, невозможной любовью.
Даже не шевельнувшись, он смотрел на то, как внезапно посуровевший командир отдает команды, готовясь атаковать того, кто ныне публично, в последний раз и навсегда отверг власть Совета Единого. Пусть их. Пусть готовятся. Он не собирался драться  с ними. Он просто ждал того, что должно было случиться… вот уже буквально через несколько мгновений. Последних, которые он проведет, дыша одним воздухом с тем, кто стал ему дороже жизни, чести… даже дороже Света.  И разве важно, что он никогда не узнает об этом? Нет, разумеется…

Отрывок из дневника:
Я стал Падшим. Да, стоя перед трибуналом, я громко заявил об этом. Я отрекся от Света, что породил меня, и присягнул Тьме, которая была праматерью того, кто стал для меня символом новой жизни. Символом осознания, понимания того, что война, которую я вел всю жизнь – бессмысленна. Что есть сила выше Тьмы и Света. И, когда-нибудь, эта сила станет тем, что сокрушит вековые предрассудки. Я надеюсь на это, и молюсь об этом. 
И Тьма услышала мой призыв. Свет, хранивший меня с самого рождения, покинул меня, уступив место своей матери. Она заполнила меня, подарив силу. Ту самую, что помогла мне бежать. Никто не ожидал, разумеется, что благословение Тьмы будет столь полным, никто не был готов. Я покинул тот зал, в котором мне был вынесен приговор. Я был опустошен, но знал, что мне нужно делать. Собственно, больше ничего мне не оставалось. Только написать последние несколько строк в моем дневнике, и оставить его тому, кто, единственный, я это знаю, сможет прочесть его, не осудив и поняв то, что здесь написано. Возможно, когда-нибудь, он передаст мое последнее «прости»  тому, кто стал для меня началом понимания и осознания, началом новой жизни. Началом… и концом всего. Моей единственной любовью. Тем, без кого моя жизнь прошла бы в бессмысленном почитании тех, кто не стоил того. Я не могу разделить с ним жизнь, могу лишь надеяться на то, что он найдет того, кто заполнит пустоту в душе.

Позади него воздух, словно накалился, прямо-таки крича о том, что магия пришла в движение. Из всех, кто был здесь, он один мог это почувствовать. И он откликнулся на зов магии, вложив в заклинание всю свою силу, всю мощь, которая здесь, в этом мире, была ему уже не нужна. Там, за гранью, будет новая жизнь, где, возможно, он снова обретет ту веру, которую он потерял в этом мире. Но здесь  для него все было кончено. Он смирился  с этим, впитывая последние мгновения, проведенные в этом мире, где он родился и прожил большую часть жизни. Этот мир отверг его, и ему оставалось только искать свою судьбу в другом.
Позади него, ярко мерцая, возник портал. Что ж. Дорога была открыта. Пора было уходить. Он и не медлил. Зачем? В этом мире ничего более его не держало. Презрительно усмехнувшись, он отвернулся от тех, кто готовился к бою с ним, и просто шагнул в портал, захлопнувшийся за его спиной. Небольшой зазор, появившийся в плетении заклинания, мгновенно зарылся. Мир снова был недоступен для тех, кто желал бы в него проникнуть, и для того, кто покинул его, зная, что больше не вернется.

Отрывок из дневника:
Я ухожу за грань этого мира. Возможно, когда-нибудь, я снова обрету потерянную мной веру, но, знаешь… я никогда не забуду тебя. И я не могу отказать себе в том, чтобы в первый и в последний раз в жизни назвать твое имя. Аштар. Владыка бездны. Мое осознание, мое понимание, мое прозрение. Прощай навсегда…