... - Умирать – это больно, малыш, - кулак, закованный в латную перчатку, с хрустом врезался в ребра, заставляя его согнуться пополам от боли, а затем и повалиться на колени. – А ты будешь умирать очень долго.
Его снова вздернули на ноги и деловито, без лишних движений защелкнули на запястьях, еще помнящих прохладный металл наручей, железные браслеты, свисающие на цепях с потолка, в самом центре темницы. Резкий рывок, треск ткани, и разорванная на две части рубашка полетела на грязный пол пыточной.
- А он ничего, - чьи-то руки, заставив его содрогнуться, скользнули по спине и бесцеремонно легли на бедра, - может, развлечемся?
- Обязательно. Господин сказал – он весь наш, главное, чтобы не сдох раньше времени.
Глумливый хохот обрушился на его сознание ужасающим откровением. До этого он находился словно бы в прострации, но сейчас осознал вдруг, что все вокруг не порождение кошмарного сна или горячечного бреда. Все по-настоящему. Он забился в оковах, расширенным от ужаса взглядом обводя лица окружавших его солдат, в безнадежной надежде, увидеть хоть в ком-то сочувствие. Тщетно. Еще один рывок, и остатки одежды упали на пол, лишив его последней защиты. Вспыхнув, он опустил глаза, не зная, куда деваться от похотливых взглядом, но сильный удар по лицу заставил его голову мотнуться, как у тряпичной куклы.
- В глаза мне смотри, твареныш!
Он, словно загипнотизированный, облизал разбитые губы и медленно повернул голову, глядя в глаза своему палачу. И вздрогнул, встретив в расширившихся зрачках мертвое равнодушие, резко контрастирующее с издевательской ухмылкой…

...Перечитав последнюю строчку, он отложил перо и размял порядком уставшие пальцы. Вступление получилось отличным, и продолжение должно было быть не хуже. Правда, написать его предстояло уже позже. Все же день предстоял насыщенный, а времени на сон не прибавилось. Скорее, убавилось.
Аккуратно сложив на столе исписанные и чистые листы, он поднялся, мельком бросив взгляд в окно. Судя по всему, он писал не менее двух часов, так что, действительно, пора было и честь знать. К тому же, спать хотелось даже очень, - порядком растраченный вчера резерв довольно чувствительно напоминал о себе. Закрыв хрустальную крышечку чернильницы, он педантично положил перо на подставку, и погасил светящийся шарик. Для того, чтобы добраться до кровати свет ему был не нужен, - умение видеть в темноте, или, как высокопарно говорили некоторые «рассеивать тьмы взглядом» было в крови у каждого из детей Света.
Да уж, Прародитель был щедр к нам… вот еще бы не поскупился на смысл существования, так вообще бы цены ему не было.
Он невесело усмехнулся, и, поддавшись, наконец-то, весь вечер звучавшему в нем зову, подошел к заветной стене и, помедлив, осторожно положил руку на обшивку стены, складывающуюся в причудливую мозаику.
Ты просила меня жить, помнишь? Я дал слово и сдержал его… но, если бы ты знала, как это сложно… Что бы я не дал, чтобы оказаться там, за гранью… ты ведь встретишь меня в чертогах Света, жизнь моя… мой смысл? Встретишь, я знаю…
Стиснув зубы, чтобы не застонать, он позволил себе прислониться лбом к прохладному полированному дереву.  Хотелось… безумно хотелось надавить не небольшую впадинку среди резных завитков и увидеть то, что было скрыто от чужих глаз… но он смог, в очередной раз, пересилить себя.
Нет. Нет, не сейчас. Нельзя…
От резко отшатнулся от стены, и, постояв некоторое время неподвижно, выровнял сбившееся дыхание и отвернулся, отгоняя прошлое. Ничего нельзя было изменить, и он давно смирился  с этим, только иногда позволяя себе короткую роскошь воспоминаний.
Скорей бы вернуться в поместье. Там будет легче. Этот дом… он помнит и заставляет помнить меня.
Подавив вздох, он пошел к кровати, на которой, судя по лицу, достаточно спокойно почивала его новая игрушка. Впрочем, сейчас Лорел мало интересовал уставшего и издерганного древнего, так что он едва удостоил карателя взглядом, и, сбросив на пол позолоченные сандалии улегся на край кровати, устало расправляя крылья, одно из которых свесилось на пол, а второе легло на постель, чуть касаясь кончиками маховых перьев крыла спящего на кровати мал’ах.

Отредактировано Шеен-а-Сераф (2013-06-21 02:33:40)

Сон был тяжелым, сумбурным, выматывающим и мучительно реалистичным. Как всегда, собственно, когда ему случалось растревожить себя воспоминаниями, и они, всплыв из небытия, оживали так ясно, словно бы это все было вчера.
… Она улыбается и нежно касается его руки холодными, как лед, пальцами.
- Я не хочу, чтобы ты потерял все. Я знала, что ты не сможешь выполнить свой долг, если это касается меня, и поэтому… я избавила тебя от необходимости нарушать из-за меня закон.
- О чем ты? Не понимаю…
- Я приняла яд…
Он вздрогнул и открыл глаза. И тут же тихонько выдохнул, ощутив полное, пусть и не совсем достойное облегчение от осознания, что ему просто-напросто приснился дурной сон. Хотя, не слишком-то приятно было переживать, словно воочию, самую страшную потерю в своей жизни, но делать это во сне было как-то легче. Хотя, не до конца.
Почему ты не дала мне уйти вслед за тобой? Почему…
Подавив глухой стон, он приподнялся на локте, и, с некоторым удивлением обнаружил, что Лорела на кровати нет. Впрочем, долго удивляться не пришлось, тот обнаружился почти немедленно, стоящим у окна и вглядывающимся в небо. Сераф понимающе улыбнулся. Полюбоваться на восход солнца он и сам любил, другое дело, что делать это в  городе, он считал несусветной глупостью. Ну, что можно разглядеть из-за домов, среди которых, к тому же, преобладали замкоподобные особняки аристократов, которые, своими крышами загораживали весь обзор.
Вот посмотрим, что ты скажешь, увидев рассвет там, в поместье…
Он легко поднялся на ноги, и сладко потянулся, ощущая под ступнями приятно-прохладное дерево. Несмотря на то, что поспать ему удалось немного, чувствовал он себя полностью восстановившимся и готовым к тяжелому дню.
- Из другого окна виден Источник, - проинформировал он, небрежно развязывая плетеный пояс, - тоже, в своем роде, любопытное зрелище. Очень рекомендую.
Откинув за спину примявшиеся во сне волосы, он бросил на пол пояс и позволил алой тунике (помявшейся еще сильнее волос) сползти вниз и упасть к ногам непрезентабельной тряпкой. Не спеша перешагнув через брошенную одежду, он направился в ванную.
- Вызови слуг. Пусть приберут комнату и подают завтрак.
Последнюю фразу он бросил через плечо уже на пороге комнаты, за мгновение до того, как скрылся в соседней.

Пар, поднимающийся от воды, тонко благоухал корицей. Поболтав в бассейне рукой и признав температуру достаточной, Сераф усмехнулся и, наконец-то, погрузился  в воду. Впервые за много месяцев он сам готовил себе ванну. Это было непривычно, но звать слуг и позволять им слишком уж внимательно разглядывать свою игрушку он считал нецелесообразным. Мало ли что этот дикарь выкинет, и может, чего доброго, запомниться живущим в доме. А этого не должно случиться ни в коем случае. Ну, был здесь гость хозяина, ну переночевал ночь, ну исчез в неизвестном направлении, наверняка отправившись к себе домой. Дело обычное, житейское, можно сказать. А, если этот ревнитель идеалов Света внезапно скажет или сделает что-нибудь этакое, то конспирация может сразу треснуть по швам.
Кстати, о конспирации. Как бы мне его замаскировать перед посещением Рассветного замка? Появление меня в компании незнакомого мужчины, на следующий день после убийства, которому я практически стал свидетелем это слишком… да пожалуй, можно сказать, подозрительно. Нужно что-то придумать… Что?
Купание, как ни печально, на интересные мысли не навело, и, некоторое время понаслаждавшись восхитительным ощущением, которое дарила горячая вода с парой капель ароматического масла, он, со вздохом, покинул ванну. К сожалению, расслабляться целый час, как это за ним водилось, чернокрылый не мог – не было времени. Помимо дачи показаний перед Советом, ему нужно было еще встретиться с Пятым и еще с некоторыми знакомыми, разговорам с которыми, он, впрочем, не намеревался уделять более получаса, но, в любом случае, следовало поторопиться. Особенно, если он хотел как можно скорее вернуться в тихую жизнь Зеленых холмов. А именно этого он и хотел, успев уже устать от Ильменрата, хоть и провел в нем менее суток.
Некоторое время пришлось потратить на сушку волос и крыльев, и, только потом уже чернокрылый неожиданно вспомнил, что не захватил с собой чистую одежду и не сказал Лорелу отдать соответствующий приказ. Надежды на то, что тот сам догадается, не было, так как потрясающую безынициативность данного субъекта Сераф заметил еще вечером, а слуги, без приказа, с места не тронутся, не говоря уже о том, чтобы рискнуть войти в ванную комнату, когда там хозяин. Словом, как ни крути, оставался только один выход, и древний, смирившись с неизбежным (впрочем, без особого огорчения), завернулся в широкое льняное полотенце и вернулся в спальню.
Там уже все было готово к завтраку, и чистая туника (на этот раз длинная и белоснежная) лежала на постели. Удовлетворенно хмыкнув, он переоделся, все так же не глядя на находящуюся в комнате игрушку, и подошел к столу, на котором был накрыт легкий завтрак.
- Садись. Нужно поторопиться, чтобы попасть в Рассветный замок до начала заседания Совета.

Сесть за стол чернокрылый не успел, неожиданно для себя настигнутый на полудвижении самой настоящей отповедью, какой, по отношению к нему, никто давно уже не позволял. Даже в шутку. И услышать подобное от живой игрушки, которой он уже, со вчерашнего дня, привык считать карателя, было, мягко говоря, неожиданно. Настолько, что у древнего появилось острое желание отвесить наглецу пощечину. Привыкший за многие годы к окружению безмолвно-покорных слуг и рабов, он и помыслить не мог, что появление еще одного должно означать необходимость изменить хотя бы часть привычек. Обращать внимания на окружающих он не привык, учитывать их интересы – тоже, и даже мысль о том, что кто-то может от него потребовать подобное, его смешила. До сегодняшнего дня.
Гнев ярким сиянием пробился сквозь кожу чернокрылого… и тут же угас.
Все же Шеен-а-Сераф прожил слишком много зим, чтобы воспламеняться гневом по малейшему поводу. Да и вспышки ярости, сопровождаемые скандалами, не были его коньком. Он привык бить иначе – ядовитым сарказмом, иронией, насмешкой. И именно это оружие считал идеальным для себя. Хотя, не был уверен, что живая игрушка в состоянии понять все тонкости подобных словесных дуэлей.
Стоп. Хм… Пожалуй, насчет живой игрушки я опять погорячился. Второе проявление непокорности менее, чем за сутки. Надо же… а это интересно. И заслуживает, пожалуй, некоторого терпения.
Тень ярости, на короткие мгновения промелькнувшая по лицу древнего, исчезла без следа, сменившись задумчивым изумлением, словно бы чернокрылый прикидывал, убить нахала на месте, или все же уважить просьбу. Если, конечно, это можно было назвать просьбой.
- Хорошо, - после недолгой паузы сказал он, не без труда определившись с ответом, - Я буду иметь это в виду, и, по возможности, соблюдать приличия, если для тебя это так важно. Я не имел намерения смутить, или оскорбить тебя, просто отвык видеть вокруг себя кого-то, кроме слуг или рабов. Готов принести извинения, если ты этого желаешь.
Впрочем, это не значит, что я откажусь от попыток изучить все возможные реакции… не нарушая слова, разумеется. Я ведь сказал "по возможности"...

Честно сказать, про извинения Сераф сказал, скорее на пробу. Ему было интересно, осмелится бывший каратель потребовать извинений с того, кому принес клятву верности, или нет.
Тот осмелился.
Нет, ну каков наглец, а!…
Сераф почти восхитился непрошибаемой уверенностью Лорела в своей правоте, хотя еще не определился для себя, чему ее стоит приписать, скрытому в нем глубоко нахальству, или гордости, которую не ожидал найти в этой живой вещи. Он склонялся, скорее, ко второму, и это неожиданно обнаружившееся качество его даже порадовало. Все же изучать игрушку, в которой еще сохранилось что-то от природной гордости малах (в большинстве особей переходящей в высокомерие) было намного интереснее, чем тыкать палочкой в безропотный, пусть и живой предмет.
Что ж, ради грядущего удовольствия можно и потерпеть. Потом, конечно, сочтемся… нужно только придумать, как именно.
Он абсолютно серьезно кивнул, не выразив ни на лице, ни во взгляде даже тени веселивших его мыслей.
- Я согласен с тем, что это будет правильно.
Нет, а все-таки интересно, какой ходячий анахронизм учил это чудо? Сам-то этот… наставничек, в курсе был, что за одну только попытку потребовать с вышестоящего извинений, у нас отдают под трибунал?
Впрочем, мысли эти было скорее теоретическими. Личность того, кто учил Лорела Серафу еще предстояло выяснить, а, чтобы это стало возможным, нужно было пока следовать правилам игры. И извиниться, раз уж для бывшего карателя это было так важно.
- Я прошу прощения за свою несдержанность и неподобающее поведение, - чернокрылый церемонно склонил голову, а в безупречно-спокойном голосе прозвучали нотки сожаления, - И приложу все силы, чтобы подобного не повторилось.

Судя по поведению бывшего карателя, даже такие краткие и суховатые, чего там, извинения, его вполне удовлетворила, а, значит, инцидент можно было считать исчерпанным. Для Лорела, но не для Серафа, который уже всерьез заинтересовался тем, какие еще тайны скрываются в его игрушке, и намерен был выяснить это, даже если для этого придется разобрать ее на детали. В фигуральном смысле, разумеется. Хотя, кто знает, возможно, придется и в буквальном...
Чернокрылый уселся за стол, и привычно разложил на коленях салфетку. Настроение было вполне радужным, в том числе и потому, что он предвкушал интересное зрелище эпохальной встречи Лорела с застольным этикетом. Впрочем, окинув взглядом стол, он признал, что на этот раз зрелище вряд ли будет таким уж эпохальным. Приборов на столе было втрое меньше, чем за ужином, да и сообразить, как именно следует есть овощные салаты, хлеб, поджаренную ветчину и горячие лепешки с медом, мог даже совершеннейший дикарь. Вина на столе тоже не было, только горячий чай, так что поразвлечься, наблюдая, как сотрапезник пытается сообразить, что и в какой бокал наливать, чернокрылому явно было не суждено.
Впрочем, он же не пьет вина. Вчера не пил, во всяком случае. Жаль. Хотя, шутки шутками, а следует все же научить его хотя бы основам. Не хватало еще, чтобы ищейки Седьмого заинтересовались, откуда я вытащил этот реликт.
- Я заметил, что ты не искушен в светском этикете, - его голос звучал без малейшего осуждения, с ноткой сдержанной доброжелательности, - Лично я отношусь к этому вполне лояльно, но все же тебе следует изучить некоторые тонкости. Я живу уединенно, но за мной постоянно наблюдают. Мне бы не хотелось, чтобы ты вызвал ненужные подозрения.

Эффект одной к месту сказанной фразы был ошеломительным. Сераф, честно говоря, ожидал ответа вроде «для дела Света такие мелочи не имеют значения», или еще чего-то в том же духе, так что такое безоговорочное согласие было в каком-то роде сенсацией. Как и сделанный Лорелом неожиданный вывод. Если Сераф правильно понял логику мыслей (а она там определенно была, пусть и несколько извращенная), то бывший каратель явно решил, что его манеры оскорбляют утонченный вкус древнего. Вывод, не лишенный истины, но, если вдуматься, не самый разумный. В конце концов, древнейший ни одну тысячу лет провел на войне, ночевал у костра, ел вместе с солдатами из походного котелка, и, после этого, оскорбить его взор недостаточно светскими манерами было довольно-таки проблематично, если не невозможно. Хотя, конечно, он допускал, что его изнеженный и слишком уж, на взгляд любого воина, утонченный вид, заставлял забыть о некоторых фактах его биографии. Впрочем, на это и был расчет, и, как он с удовольствием убедился, расчет безотказный. Вон, даже этот ненормальный фанатик проникся, убедив себя в том, что древнему неприятно сидеть с ним за одним столом, чего и в помине не было. Особенно, если учесть, что недостаток светского обращения в исполнении личной игрушки его нешуточно забавлял. Правда, об этом игрушке знать было не обязательно. Да и вообще, следовало проявить всю возможную снисходительность… с далеко идущими целями, разумеется.
- Лорел, - губы чернокрылого тронула мягкая и понимающая полуулыбка, - Я, как и ты, был на войне, и мой взор трудно чем-то оскорбить. Нет ничего постыдного в том, что ты не знаешь некоторых тонкостей, если вдуматься, они тебе все это время были не нужны. Когда проливаешь кровь глупо думать о положении вилки на столе. – Машинально взяв со стола маленькую ложечку, он намазал на горячую лепешку душистый мед, и, так же машинально положил ложку на маленькое блюдце, специально для этой цели стоящее справа от него. – Я сам научу тебя необходимым мелочам. В конце концов, я принял тебя под свое покровительство, и мой долг сделать все, чтобы ты освоился в моем обществе. Но, если не возражаешь, мы отложим урок до обеда. Сейчас нам нужно поторапливаться, поэтому ешь, как тебе будет удобно, и не стесняйся.

Как оказалось, в кои-то веки, его приобретенная  с годами проницательность дала сбой. Впрочем, он не особенно огорчился, так как никогда не строил себе заоблачных иллюзий, сознавая, что проникновение в тайны души, даже с помощью ментальной магии, не всегда дает стопроцентную гарантию успеха. Тем более, когда имеешь дело с изломанными душами и поврежденным разумом, в которые и вообще-то нырять опасно, во избежание, как говорится. Он старался и не делать этого без необходимости... с помощью магии, конечно. А так, посредством наблюдений и логики, почему, собственно, нет? Только вот результат не всегда соответствовал ожидаемому. Впрочем, в этом-то и была вся прелесть процесса.
Утро оказывалось все более и более интересным, Сераф даже пожалел о том, что не было времени насладиться им, как следует. Игрушка преподносила сюрприз за сюрпризом, даже жаль было прерывать это удовольствие. В любой другой ситуации он бы, пожалуй, и не стал этого делать, предоставляя Сиятельному Второму самому явиться за показаниями, если уж они так нужны, но, учитывая, что причина этих показаний находилась с ним за одним столом, следовало все же в кои-то веки проявить сознательность и явиться куда сказано. А насладиться интереснейшими по остроте и содержанию разговорами с бывшим карателем он всегда успеет. Потом. Дома, где ему точно никто не помешает.
Утешившись этим осознанием, древний покачал головой и снова улыбнулся, на этот раз с легким оттенком грусти, без капли снисходительности.
- Меня трогает и восхищает твоя забота о моей репутации, Лорел, но, уверяю тебя, чтобы бросить на меня тень, нужно чуть больше, чем неловкое поведение кого-то из тех, кто меня окружает. Нет, наблюдение за мной носит более серьезный характер, чем желание как-то очернить мою репутацию. Именно поэтому, я буду учить тебя сам. Это вопрос безопасности.

К счастью, сдержанность (или скорее отсутствие привычки задавать вопросы вышестоящим) избавила Серафа от необходимости объяснять бывшему карателю прописные истины. Он, честно говоря, не был уверен, что тот вообще поймет суть происходящего, слишком уж дикой должна была показаться этому фанатику, преданному Совету до самых печенок, идея о том, что этому Совету больше нет места в жизни Светлых земель. Кстати говоря, сам Сераф относился к перспективе единовластия очень даже лояльно, с тем условием, что лично его все связанные с переменой власти события никак не заденут. И готов был лично благословить на власть любого из претендентов на роль Единого, лишь бы этот претендент гарантировал ему лично полную неприкосновенность и покой.
Хотя, Тьма его знает, этого фанатика. Может быть, он вообще сочтет, что уклонение от роли Единого, которую мне некоторые пытаются навязать, это уклонение от долга перед Светом. Нет уж… лучше пока не поднимать эту тему. И очень удачно, что ему она не интересна.
Чернокрылый машинально кивнул в ответ на коротко-ритуальное согласие Лорела повиноваться приказу, и продолжил завтракать. Уже молча, так как был занят важными размышлениями о том, как бы все-таки протащить бывшего карателя в Рассветный замок и не вызвать при этом подозрений. Вопрос был сложный, так как появление нового лица в том вертепе интриг всегда вызывало интерес, который не предвещал, в данном случае, ничего хорошего. Древний был далек от мысли, что ни у кого в Совете не хватит воображения связать вчерашнее убийство и сегодняшнее появление единственного, пусть и условного свидетеля, в компании незнакомого мал’ах. Уж чего-чего, а воображения Сиятельным хватало, причем, изощренности его могли позавидовать иные сочинители легенд и баек. И кто-то из них мог вполне заподозрить неладное, тем более, что (Сераф покосился на сотрапезника) данный экземпляр сам по себе привлекал внимание.
Интересно, откуда он все-таки взялся? В такой аскезе и без преподавания светских манер у нас разве что в благотворительных приютах воспитывают…
Мимолетная мысль о благотворительном приюте, неожиданно, подала ему интересную идею, и чернокрылый, отставив чашку с чаем, уставился на бывшего карателя с новым интересом, прикидывая, насколько его идея, отдающая откровенной авантюрой, осуществима.
В принципе… при хорошей маскировке должно сработать…и, что самое главное, никому и в голову не придет заподозрить убийцу в… хм.
- Лорел, а как ты относишься к женщинам? – вопрос был скорее риторическим. Появившаяся идея нравилась древнему все больше и больше, и мнение карателя о ней, его уже в принципе не волновало.

Нет, это какой-то сборник цитат и наставлений для юных мал'ах. Интересно, у него вообще свое мнение хоть по какому-то вопросу имеется, кроме того, что ему вбили в голову когда-то? Хотя, может быть, это и есть свое, но тогда дело совсем запущено… Впрочем, нет, не совсем. Если вспомнить реакцию на вопрос о боли… определенно, есть с чем поработать. Или, может быть, проще доломать? Ладно, там видно будет. Сейчас главное выбраться из Ильменрата…
- Это хорошо, - рассеянно постановил он, полностью захваченный идеей и услышавший положительный ответ на вопрос, пожалуй, только краем уха, - Это весьма похвально с твоей стороны.
Он, уже с новым интересом, присматривался к сидевшему напротив карателю, пытаясь определить, насколько его идея осуществима. В принципе, амулет мог осилить другую личину, только вот поведение того, кто ее носит, могло стать весьма компрометирующим фактором, а то и вовсе разоблачить маленький заговор.
Осилит или нет? В принципе, если приказать вести себя тихо, подавать голос, только если спрашивают и, по возможности, опускать глаза, когда на него смотрят, вполне сойдет за какую-нибудь запуганную сиротку из приюта… Главное, чтобы слухи не поползли, что я себе невесту где-то откопал, а то ведь век оправдываться буду…
Представив себе примерно, как мог выглядеть оный слух, он с трудом удержался от короткого смешка. Слишком уж забавная вырисовывалась ситуация. Настолько, что он решил не опровергать эти слухи, если они вдруг поползут, и посмотреть, что из этого выйдет.
Волосы длинные, это хорошо, кстати. Руки вот только… мда. У женщин сейчас такие не встретишь, кто бы им позволил с оружием-то упражняться... Впрочем, перчатки эту проблему решат… да, пожалуй, что должно выгореть.
Он усмехнулся, и тут же спохватился, что его пристальный и слишком уж предвкушающий взгляд Лорел может истолковать превратно, с него станется.
- Для визита в Рассветный замок тебя нужно должным образом замаскировать. Мое появление в компании незнакомца, может вызвать ненужные кривотолки и подозрения, так как, это для меня нетипично. Я даже за любовника тебя выдать не могу, потому что все знают, что я не интересуюсь такими вещами, - на минуту он задумался, не стоит ли ввернуть старую и любимую шуточку про свой не в меру почтенный возраст, но решил, что не стоит, - …поэтому, я думаю, что самым разумным и безопасным будет замаскировать тебя под… девушку.
Он замолк, и еще раз окинул карателя задумчивым оценивающим взглядом, теперь уже не прикидывая, насколько тот в состоянии справится с ролью, а ожидая, что он скажет на столь оригинальное предложение. И ожидая всего, в диапазоне от равнодушия, до бурного возмущения.